Интеллект на холостом ходу

У автора статьи нет никаких сомнений, что церковь сдала свои позиции в интеллектуальной сфере. Однако инструмент, с помощью которого церковь могла бы отвоевать их обратно, до сих пор существуют. Вопрос лишь в том, воспользуются ли верующие им.

Несколько лет назад на прилавках книжных магазинов появились две книги, которые поколебали спокойствие американского университетского сообщества. Первая из них, «Культурная грамотность: что нужно знать каждому американцу» (Cultural Literacy: What Every American Needs to Know) Эрика Дональда Хирша, документально продемонстрировала, что огромное количество студентов американских университетов не обладает базовыми знаниями, достаточными для того, чтобы понять содержание газетной передовицы или ответственно исполнять свои гражданские обязанности. К примеру, четверть студентов, принявших участие в недавнем опросе, считали, что Франклин Делано Рузвельт был президентом США во время войны во Вьетнаме. Две трети опрошенных не знали, когда в США была Гражданская война. Треть предположила, что Колумб открыл Америку где-то после 1750 года. Согласно данным недавнего исследования, проведенного на базе Университета штата Калифорния в г. Фуллертон, более половины студентов не смогли объяснить, кто такие Чосер и Данте. 90% опрошенных не знали, кто такой Александр Гамильтон, даром что его портрет есть на каждой десятидолларовой бумажке.

Все это было бы смешно, если бы не было так страшно. Что случилось с нашими школами, если из их стен выходят столь ужасающе невежественные люди? Алан Блум, известный преподаватель Чикагского университета и автор второй из двух монографий, о которых я упоминал выше, в своей книге «Закрытие американского сознания» (The Closing of the American Mind) утверждает, что причиной нынешнего нездорового положения в системе образования является общее убеждение студентов, что любая истина относительна, а потому не стоит затраченных на ее поиски сил. Блум пишет:

Есть один факт, в котором профессор может быть абсолютно уверен: едва ли не каждый студент, поступивший в университет, верит, или говорит, что верит в относительность истины. Если эту веру подвергнуть сомнению, реакция студентов будет предсказуемой: они даже не поймут вопроса. Тот факт, что кто-то может не считать эту идею самоочевидной, изумляет их так же, как если бы кто-то подверг сомнению, что дважды два будет четыре. О таких вещах не задумываются… О том, что у студентов это вызывает проблемы нравственного свойства, свидетельствует их реакция на подобный вопрос — смесь неверия и возмущения: «Ты что, веришь в абсолютную истину?» Это единственная известная им альтернатива, и вопрос задается таким же тоном, как если бы они спросили… «Ты что, веришь в колдовство?» Мысль об этом возмущает потому, что человек, который верит в колдовство, вполне мог бы оказаться «охотником за ведьмами» или салемским судьей. Их приучили думать, что вера в абсолютную истину опасна не возможными заблуждениями, а своей нетерпимостью. Открытость требует веры в относительность истины, и это та доб­родетель, единственная добродетель, воспитанию которой в школьниках вот уже более полувека без остатка посвятила себя школьная система. Открытость — и вера в относительность истины, которая делает открытость единственной допустимой жизненной позицией перед лицом множества конкурирующих истин, многообразия образов жизни и разно­образия человеческих существ, — стала величайшим откровением нашего времени… Изучение истории и культуры показывает, что в прошлом весь мир был болен безумием; люди всегда считали себя правыми, что приводило к войнам, гонениям, рабству, ксенофобии, расизму и шовинизму. И задача вовсе не в том, чтобы исправить ошибки и действительно стать правым; напротив, следует просто перестать думать, что ты прав [1].

Поскольку абсолютной истины не существует, поскольку все относительно, целью образования стало не познание истины и не овладение фактами — скорее, цель сводится к тому, чтобы приобрести навыки, с помощью которых, выйдя из университета, можно добиться благополучия, власти и славы. Истина утратила значение.

Подобное релятивистское отношение к истине, конечно же, является полной противоположностью христианского мировоззрения. Ведь мы, христиане, верим, что всякая истина от Бога, что Бог открыл нам истину и сделал это как в Своем Слове, так и через Того, Кто сказал: «Я есмь Истина». Поэтому христианин никогда не сможет смотреть на истину с равнодушием или пренебрежением. Напротив, он любит истину и дорожит ею как отражением Самого Бога. И приверженность истине вовсе не делает христианина нетерпимым, как ошибочно полагали студенты Блума; напротив, сама идея терпимости предполагает, что человек не согласен с тем, к чему он относится терпимо. Для христианина важны как истина, так и терпимость, ибо он верит в Того, Кто сказал не только: «Я есмь Истина», — но и: «Любите врагов ваших».

В то время, когда названные книги вышли из печати, я преподавал на факультете религиоведения в одном христианском колледже гуманитарных наук. И у меня возник вопрос: насколько студенты-христиане заражены тем отношением к истине, которое описывает Блум? Сумеют ли мои собственные студенты достойно ответить на вопросы одного из тестов Хирша? «Так сумеют ли они?» — подумал я. — «Почему бы не провести с ними такой тест?» Сказано-сделано.

Я составил краткий тест на общую эрудицию, куда включил вопросы о знаменитых людях, местах и вещах, и предложил его двум группам второкурсников (примерно пятьдесят студентов). Хотя они справились с задачей лучше, чем студенческое сообщество в целом, я обнаружил, что значительная часть опрошенных не сумела объяснить — хотя бы в двух словах — некоторые важные имена и события. Например, 49% не смогли сказать, кто такой Лев Толстой, автор, наверное, самого известного в мире романа «Война и мир». К моему удивлению, 16% не знали, кто такой Уинстон Черчилль. Один студент решил, что это кто-то из тех, кто подписал американскую Декларацию независимости! Другой опознал в Черчилле великого религиозного проповедника, жившего несколько веков назад! 22% не знали, что такое Афганистан, а еще 22% не смогли объяснить, что такое Никарагуа. 20% не знали, где находится Амазонка. Только представьте себе!

С вещами и событиями они справились и того хуже. Меня поразило, что целых 67% опрошенных не смогли ничего сказать об Арденнской операции. Некоторые подумали, что это медицинская процедура. 24% не знали, что такое Специальная Теория Относительности (не забывайте, я просил не объяснить, а только идентифицировать понятие — например, было бы достаточно сказать: «Теория, сформулированная Эйнштейном»). 45% не знали, когда произошла битва при Литтл-Бигхорн — ее датировали либо временем Войны за независимость, либо периодом американской Гражданской войны. А то, что 73% не поняли смысла фразы «явное предначертание», меня уже совсем не удивило.

И тогда мне стало ясно, что студенты-христиане не смогли подняться выше общей серости, прививаемой нашей начальной и средней школой. Это невежество грозит христианским университетам и семинариям серьезным кризисом.

Но когда я вдумался в полученные результаты, мной овладели еще более ужасные опасения. Если студенты-христиане настолько мало знают о простых исторических и географических фактах, подумал я, вполне вероятно, что они знают столь же мало, или даже еще меньше, о подробностях истории и учения христианства. Наша культура в целом скатилась до уровня библейской и богословской неграмотности. Огромное число, если не большинство американцев не могут даже назвать авторов четырех Евангелий — во время недавнего опроса один человек назвал имена Матфея, Марка и Лютера! Во время другого опроса некоторые решили, что Жанна д’Арк — это жена Ноя! В моем мозгу зародилось подозрение, что евангелические христиане тоже оказались увлечены общим скольжением по спирали вниз.

Но если мы не сбережем истину нашего собственного христианского наследия и учения, кто станет изучать ее вместо нас? Нехристиане? Едва ли. Если Церковь не дорожит своей собственной христианской истиной, эта истина будет потеряна для нее навсегда. И мне стало интересно, как христиане справятся с тестом по истории и учению христианства.

Ну и как же? Я предлагаю Вам взять ручку и бумагу и пройти этот тест самостоятельно. (Давайте, это займет всего пару минут!) Ниже я составил список имен, событий и понятий, которые должны быть знакомы каждому зрелому христианину в нашем обществе. Просто напишите рядом с каждым пунктом несколько слов, которые покажут, что Вы знаете, о чем идет речь. К примеру, если я говорю: «Джон Уэсли», — Вы можете написать: «Основатель методизма» или «английский проповедник XVIII века».

Тест

  • Августин
  • Никейский собор
  • Троица
  • Две природы в одной Ипостаси
  • Пантеизм
  • Фома Аквинский
  • Реформация
  • Мартин Лютер
  • Заместительное искупление
  • Эпоха Просвещения

Как Вы справились? Если Вы типичный представитель аудитории, которой я предлагал этот тест, наверное, не очень хорошо. Если так, возможно, Вы попытаетесь сказать в свое оправдание что-нибудь вроде: «Да кому это все нужно? Все это неважно. Значение имеет только то, как я живу с Христом и рассказываю о Нем другим. Кому какое дело до этих викторин?»

Я искренне надеюсь, что Вы не подумаете ничего подобного, потому что такая реакция лишит Вас возможности работать над собой. Упражнение не принесет Вам никакой пользы. Вы ничему из него не научитесь.

Но возможна и другая, более позитивная реакция. Возможно, Вы впервые в своей жизни осознали, что Вам как христианину необходимо более серьезно отнестись к своему интеллектуальному воспитанию и решили что-то по этому поводу предпринять. Это очень важное решение. Вы готовы сделать шаг, который нужно сделать миллионам американских христиан.

Никто еще не обращался к христианам с более убедительным призывом заниматься своим интеллектуальным развитием, чем Чарльз Малик, бывший посол Ливана в Соединенных Штатах, в своей речи на церемонии открытия Центра Билли Грэма в г. Уитон, штат Иллинойс. Малик подчеркнул, что в плане благовестия перед нами, христианами, стоят две задачи: спасать душу и спасать ум, — иными словами, не только обращать людей духовно, но и обращать их интеллектуально. И Церковь опасно медлит с исполнением второй задачи. Наши церкви полны людей, которые духовно возрождены, но по-прежнему мыслят как нехристиане. Внимательно прислушайтесь к словам Малика:

Я должен сказать вам откровенно: величайшая опасность, угрожающая американскому евангелическому христианству, — это опасность антиинтеллектуализма. Величайшие и ценнейшие сокровища разума остаются без внимания. Однако интеллектуальное воспитание невозможно без глубокого погружения на протяжении нескольких лет в историю мысли и духа. Люди, которые торопятся вырваться из университета и начать зарабатывать деньги или проповедовать Евангелие, не имеют ни малейшего представления о бесконечной ценности лет, проведенных в постоянном общении с умами и душами древности c целью воспитания, оттачивания и развития собственных мыслительных способностей. В результате, арена творческого мышления остается незанятой и без боя уступается врагу [2].

Далее Малик сказал:

Для того, чтобы одолеть эту большую опасность антиинтеллектуализма, требуется совершенно другое отношение. К примеру, в том, что касается одной только философии — самого важного поля деятельности для мысли и разума, — необходимо увидеть огромную пользу в том, чтобы целый год не заниматься ничем иным, кроме напряженного размышления над «Республикой» или «Софистом» Платона, или два года размышлять над «Метафизикой» или «Этикой» Аристотеля, или три года размышлять над «Градом Божьим» Августина. Но даже если мы начнем интенсивно знакомиться с этой и другими областями знания прямо сейчас, нам потребуется не менее столетия, чтобы догнать Гарвард, Тюбинген и Сорбонну, — а к тому времени насколько дальше успеют уйти эти университеты? [3]

Малик ясно увидел стратегическую роль, которая принадлежит университетам в формировании Западного мышления и культуры. Действительно, университет — это самый важный институт, формирующий Западное общество. Именно в университете будут получать образование наши будущие политические вожди, наши журналисты, наши юристы, наши учителя, наши ученые, наши менеджеры, наши артисты. Именно в университете они сформулируют или, что более вероятно, просто впитают взгляды, которые будут определять всю их дальнейшую жизнь. А поскольку нашу культуру формируют авторитеты и лидеры, именно взгляды, впитанные ими в университете, будут играть определяющую роль в нашей культуре.

Почему это важно? Просто потому, что Евангелие никогда не ложится на абсолютно чистый лист. Оно всегда воспринимается через призму культурной среды, в которой живет человек. Человек, получивший воспитание в культуре, которая считает христианство интеллектуально приемлемой точкой зрения, выслушает Евангелие с интересом, какого никогда не проявит человек, воспитанный в светских традициях. С точки зрения светского человека, вы можете рассказывать ему о Христе с таким же успехом, как о волшебниках и домовых! Давайте возьмем более практичный пример: это все равно, как если бы на улице к вам подошел кришнаит и предложил вам поверить в Кришну. Подобное предложение воспринимается нами как неестественное, странное и даже забавное. Однако для человека на улицах Дели подобное предложение, я полагаю, прозвучит вполне разумно и даст ему повод задуматься. Я опасаюсь, что евангелические христиане в глазах людей на улицах Бонна, Стокгольма или Торонто выглядят так же странно, как и кришнаиты.

Часть общей задачи христианского научного сообщества заключается в том, чтобы способствовать созданию и поддержанию такой культурной среды, в которой Евангелие воспринималось бы как приемлемая для думающих людей точка зрения. Поэтому Церкви жизненно важно принять участие в воспитании ученых христиан, которые помогут отвоевать в университетах пространство для христианских идей. Средний христианин не имеет понятия, что в университетах, научных обществах и на страницах профессиональных журналов идет интеллектуальная война. На христианство нападают, называя его иррациональным и безнадежно устаревшим, и миллионы студентов, будущее поколение наших лидеров, уже усвоили эту точку зрения.

Мы не можем себе позволить проиграть эту войну. Великий богослов из Принстона Дж. Грешэм Мэчен еще в самом начале фундаменталистских дебатов предостерегал, что, если Церковь проиграет интеллектуальную войну в одном-единственном поколении, уже для следующего поколения христиан благовестие станет неизмеримо более трудным делом:

Ложные идеи — серьезнейшее препятствие для принятия Евангелия. Мы можем проповедовать со всей горячностью реформаторов, но если мы позволим, чтобы в коллективном мышлении страны или мира господствовали идеи, которые неумолимой силой логики препятствуют восприятию христианства как чего-то большего, нежели безобидная иллюзия, то добьемся обращения лишь отдельных случайных людей. В данных обстоятельствах Богу угодно, чтобы мы сокрушили препятствие до самого основания [4].

Корнем проблемы являются университеты, и именно там нужно сконцентрировать наши усилия. К несчастью, предостережение Мэчена не было услышано, и библейское христианство заперлось в интеллектуальных подвалах фундаментализма, откуда лишь недавно начало робко показывать голову. Война еще не проиграна, и проиграть ее мы не имеем права: на чаше весов — души человеческие.

И что же предпринимают евангелические христиане, чтобы победить в этой войне? До недавнего времени — по существу, почти ничего. Малик задал конкретный вопрос:

Кто из числа евангелических христиан способен противостоять великим ученым, придерживающимся светских, натуралистических или атеистических взглядов, на их же профессиональном уровне? Кого из евангелических ученых цитируют и считают признанным авторитетом величайшие специалисты в области истории, или философии, или психологии, или социологии, или политики? Есть ли у евангелического образа мышления хоть малейший шанс завоевать господство в великих университетах Европы и Америки, дух и идеи которых оставляют свой отпечаток на всей нашей цивилизации?
…Ради большего успеха благовестия о Самом Иисусе Христе, а равно и ради нашего собственного благополучия, евангелические христиане не могут себе позволить и далее мыкаться по обочинам сознательного интеллектуального существования [5].

Эти слова режут, словно нож. Евангелические христиане действительно довольствовались обочинами сознательного интеллектуального существования. Большинство видных христианских ученых напоминают очень большую рыбу в очень маленьком пруду. Наше влияние едва выходит за рамки евангелической субкультуры. Обычно мы публикуемся исключительно в евангелических издательствах, и потому наши книги, скорее всего, остаются незамеченными за пределами нашего узкого круга; вместо того, чтобы участвовать в работе обычных профессиональных сообществ, мы активно сотрудничаем с евангелическими профессиональными сообществами. Как следствие, мы успешно прячем свою свечу под сосудом, и наша проповедь Евангелия оказывает очень скромное «заквашивающее» воздействие на наше профессиональное поле. Тем временем, интеллектуальные предпочтения нашей культуры в целом продолжают беспрепятственно все глубже скатываться в секуляризм.

Нам отчаянно нужны ученые-христиане, которые, как сказал Малик, смогли бы противостоять мыслителям-нехристианам в их профессиональных областях и на их же уровне. Это осуществимо. Прямо сейчас, к примеру, совершается переворот в сфере философии, которая, как отметил Малик, является важнейшей областью приложения мысли и разу­ма, поскольку она закладывает основу любой другой дисциплины, изучаемой в университетах. Философы-христиане начали выходить из затворничества и отстаивать истинность христианского мировоззрения в лучших светских журналах и профессиональных сообществах, используя тщательно продуманные философские аргументы. В результате лицо американской философии изменилось.

Пятьдесят лет назад философы, как правило, считали разговор о Боге бессмысленным в буквальном понимании слова, просто пустословием, но сегодня ни один грамотный философ не отважится занять такую позицию. Более того, многие из лучших философов Америки сегодня открыто исповедуют христианство. Чтобы вы смогли лучше прочувствовать результат произошедшего переворота, позвольте мне процитировать статью, опубликованную осенью 2001 года в журнале Philo, которая сетует на «десекуляризацию научных знаний, постепенно нараставшую на философских факультетах, начиная с конца 1960-х годов». Автор статьи, принадлежащий к числу известных философов-атеистов, пишет:

Натуралисты пассивно наблюдали за тем, как реалистическая версия теизма… начала стремительно распространяться в философском сообществе, так что сегодня, возможно, четверть или даже треть профессоров философии исповедуют теизм, а большая их часть — историческое христианство. […] Доводы в пользу теизма едва ли не в одночасье стали пользоваться в философских кругах «академическим уважением», что превратило философию в излюбленную отправную точку для большинства мысящих и талантливых теистов, приходящих сегодня в академическое сообщество […] Бог в академическом сообществе не «мертв»; Он вернулся к жизни в конце 1960-х и сегодня живет и здравствует в Своем последнем академическом оплоте, на философских факультетах [6].

Так видный философ-атеист свидетельствует о перемене, которая произошла в американской философии прямо у него на глазах. Я думаю, что он, скорее всего, преувеличивает, когда оценивает количество теистов среди американских философов в четверть или треть от общего числа, однако его оценка все же показывает видимый вес философов-христиан в этом сообществе. Подобно воинству Гедеона, убежденное и деятельное меньшинство способно оказать влияние, совершенно несоразмерное их числу. Главная ошибка, которую допускает автор, заключается в том, что он называет философию «последним оплотом» в университетских кругах. Напротив, философские факультеты — это плацдарм, с которого можно продолжить завоевание университетов для Христа.

Я хочу сказать, что задача десекуляризации университетов совсем не безнадежна и не непосильна и вовсе не требует для своего исполнения так много времени, как может показаться. Именно с такими христианами-учеными связаны наши наибольшие надежды на преобразование культуры, о котором мечтали Малик и Мэчен, однако их подлинное значение для дела Христова можно будет ощутить лишь в следующем поколении, когда их влияние начнет проникать в массовую культуру.

Итак, задача выполнима, если мы готовы хорошо потрудиться. Мэчен отмечал, что в его время «многим хотелось бы, чтобы семинарии боролись с заблуждениями в том виде, в каком их излагают популярные проповедники», а не смущали студентов «множеством немецких фамилий, неизвестных за стенами университетов». Напротив, настаивал Мэчен, принципиально важно, чтобы ученые-христиане осознавали потенциальные последствия той или иной идеи прежде, чем она станет достоянием массовой культуры. Научный подход, говорил он, …основывается попросту на глубокой вере в способность идей распространяться. То, что сегодня является предметом академического умозрения, завтра начинает приводить в движение армии и низвергать империи. На этом втором этапе дело уже зашло слишком далеко, чтобы бороться с проблемой, нужно было останавливать ее тогда, когда она еще была темой горячих дискуссий. Итак, как христиане, мы должны попытаться изменить течение мыслей мира таким образом, чтобы принятие христианства более не воспринималось как логический абсурд [7].

Как и Малик, Мэчен был убежден, что «сегодня главное препятствие, стоящее перед христианской религией, находится в сфере интеллекта» [8], и что возражения против христианства следует разбивать именно на этом поле. «Церковь гибнет сегодня от недостатка мысли, а не от ее переизбытка» [9].

Ахиллесова пята образа мышления, в соответствии с которым наши семинарии должны готовить пасторов, а не ученых, заключается в том, что именно наши будущие пасторы, а не только наши будущие ученые, нуждаются в интеллектуальной зрелости и в фундаментальном образовании. Статья Мэчена была написана на основе его выступления, озаглавленного «Научная подготовка служителя». В этом отношении примером для нас должен служить такой человек, как Джон Уэсли — исполненный Духом проповедник-ривайвалист, но при этом ученый с оксфордским образованием [10]. Примечательно, как Уэсли представлял себе пастора: джентльмен, искусный в толковании Писания и хорошо знакомый с историей, философией и естественными науками своего времени.

Насколько соответствуют этому образцу пасторы, выпускаемые нашими семинариями? Церковный историк и богослов Дэвид Уэллс назвал нынешнее поколение пасторов «новыми ломателями», потому что они оставили традиционную роль пастора как учителя истины для своего прихода и сменили ее на новую «управленческую» модель, позаимствованную из делового сообщества, которая делает основной упор на лидерские способности, маркетинг и стратегию управления. В результате Церковь породила целое поколение христиан, которые считают богословие ненужным, и жизнь которых вне церкви ничем на практике не отличается от жизни атеистов. Эти новые пасторы-менеджеры, сетует Уэллс, «не оправдывают надежд Церкви и даже калечат ее. Они оставляют ее беззащитной перед всеми соблазнами современности именно потому, что не предлагают здоровую альтернативу, то есть образ жизни, сосредоточенный на Боге и Его истине» [11]. Нам необходимо вернуться к традиционной модели, воплощением которой были такие мужи, как Уэсли.

Но, в конце концов, если мы хотим, чтобы Церковь повлияла на окружающую культуру, к интеллектуальной зрелости должны стремиться не только пасторы и христиане-ученые. К ней должны стремиться и рядовые христиане. Наши церкви полны христиан, интеллект которых работает вхолостую. Умственная энергия этих христиан расходуется попусту. Дж. П. Морланд в своей актуальной книге «Возлюби Бога всем умом своим» (Love Your God with All Your Mind) назвал таких людей «пустодушными». Пустодушный человек — это человек необычайно эгоцентричный, инфантильный и самовлюбленный. Он пассивен, чувствен, озабочен, тороплив, неспособен на построение полноценной внутренней жизни. Один из самых сокрушительных отрывков в книге — когда Морланд предлагает читателю вообразить себе церковь, полностью состоящую из таких людей. Он спрашивает:

Какова будет степень богословской грамотности […] смелости в благовестии […] культурного влияния подобной церкви? […] Если внутренняя жизнь на самом деле не так уж и важна, зачем тратить время […] пытаясь развить в себе […] интеллектуально и духовно зрелую жизнь? Если человек по сути своей пассивен, он просто не станет напрягаться и предпочтет чтению развлечения. Если человек ориентирован на чувственное восприятие, музыка, глянцевые журналы и визуальные средства массовой информации в целом будут для него важнее каких-то слов на странице или абстрактных идей. Если человек куда-то торопится или постоянно думает о чем-то постороннем, у него не хватит терпения, чтобы получать теоретические знания, и внимания, чтобы следить за осторожным развитием идеи […] Если же человек отличается крайним эгоцентризмом, инфантильностью и самовлюбленностью, какие книги он будет читать — если, конечно, будет читать вообще? […] Христианские книги о самоусовершенствовании, под завязку набитые тем, что служит интересам читателя […] лозунгами, примитивным морализаторством, многочисленными историями и картинками, а также поверхностным анализом проблем, не налагающим на читателя никаких требований. Книги о «звездах» христианского мира […] Чего он не будет читать, так это книг, которые побуждают читателя… сформулировать обоснованное богословское понимание христианской религии и занять свое место в общей картине царства Божьего […] Подобная церковь […] станет […] неспособной устоять перед мощным натиском секуляризма, который грозит похоронить христианские идеи под слоем бездушного плюрализма и ложно понятого сциентизма. В таком контексте церковь столкнется с искушением измерять свой успех, в основном, количественными показателями — цифрами, достигнутыми путем приспособления к запросам пустодушных людей. Тем самым […] церковь будет рыть могилу самой себе; те самые средства, которыми она добивается кратковременного «успеха», в долгосрочной перспективе отодвинут ее на обочину интеллектуальной жизни [12].

Самое убийственное в этом описании то, что нам не нужно напрягать воображение, чтобы увидеть такую церковь; по существу, это описание точно подходит к слишком многим современным американским евангелическим церквям.

Иногда люди пытаются оправдать свой недостаток интеллектуальной зрелости, утверждая, что их больше привлекает «простая вера». Но я думаю, что нам нужно увидеть разницу между младенческой верой и инфантильной верой. Младенческая вера — это безраздельное доверие Богу как любящему Небесному Отцу, и Иисус ставит нам такую веру в пример. Напротив, инфантильная вера — это вера незрелая, неразмышляющая, и к такой вере нас никто не призывает. Напротив, Павел пишет: «Не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (1 Кор. 14:20). Если под «простой» верой понимается неразмышляющая, невежественная вера, нам она не нужна. На основании собственного опыта я могу засвидетельствовать, что после многих лет научных изысканий мои взаимоотношения с Богом стали глубже именно благодаря, а вовсе не вопреки моим богословским исследованиям. С каждым новым вопросом, изучением которого я усердно занимался, — сотворение мира, воскресение Христа, всеведение Бога, вечность Бога, безначальность Бога — мое восхищение Божьей истиной и мой трепет перед Его личностью становились все глубже. Я радуюсь новым направлениям исследований, потому что я уверен: они вызовут в моей душе еще большее восхищение личностью и деяниями Бога. Как выразился Ансельм Кентерберийский, наша вера — это вера, которая стремится к пониманию.

Более того, последствия того, что наш разум работает вхолостую, выходят далеко за пределы нашего внутреннего мира. Если рядовые христиане не будут становиться интеллектуально зрелыми, нам грозит реальная опасность потерять молодое поколение. В старших классах школы и университетах разум христиан подвергается беспрерывным атакам всевозможных нехристианских философских систем в сочетании с всепоглощающим релятивизмом. Выступая в церквях по всей стране, я постоянно встречаю родителей, чьи дети разуверились в христианстве, потому что никто в церкви не смог ответить на их вопросы. По оценке Джорджа Барны, 40% молодежи из наших общин, уезжая учиться в университет, больше никогда не переступают порог церкви.

Нет никаких сомнений, что церковь сдала свои позиции в этой сфере. Однако инструмент, с помощью которого церковь могла бы отвоевать их обратно, до сих пор существуют. Вопрос лишь в том, воспользуемся ли мы им. Я, конечно же, говорю о программах воскресных школ для взрослых. Почему бы для начала не воспользоваться занятиями воскресной школы, чтобы предложить рядовым прихожанам серьезное обучение в таких областях, как христианское учение, история церкви, новозаветный греческий язык, апологетика и тому подобное? Только подумайте, какие это может принести перемены! Да и почему бы нет?

Я убежден, что наша культура может измениться. Я радуюсь возрождению, которое началось в христианской философии при жизни моего поколения и продолжается при жизни следующего. К какому бы служению нас ни призвал Господь — христианина-ученого на переднем крае интеллектуальной битвы, христианского пастора, проповедующего истину своей общине, христианина-родителя или простого прихожанина, всегда готового дать отчет в своем уповании, — у нас всех есть чудесная возможность принять участие в изменении культуры во имя Христа. Ради благополучия Церкви, ради вашего собственного благополучия, ради благополучия своих детей не упустите эту возможность! И если вы до сих пор двигались по инерции, позволяя своему разуму работать вхолостую, настало время включить передачу!

Ответы на вопросы теста:

  • Отец Церкви (354-430) и автор трактата «О граде Божием», делавший упор на незаслуженную милость Бога.
  • Вселенский церковный собор, на котором в 325 году было официально утверждено учение о равной божественности Отца и Сына вопреки учению еретиков-ариан.
  • Учение о Том, что Бог есть три Ипостаси в одной сущности.
  • Учение, провозглашенное на IV Вселенском (Халкидонском) соборе (451 г.) и утвердившее истинное божество и истинную человеческую природу Христа.
  • Представление о том, что мир и Бог тождественны.
  • Средневековый католический богослов (1225-1274) и автор трактата «Сумма теологии», взгляды которого стали определяющими для богословия римского католицизма.
  • Период зарождения протестантизма в XVI столетии благодаря усилиям таких людей, как Лютер, Кальвин и Цвингли, реформировать учение и жизнь римско-католической церкви; Реформация подчеркивала оправдание благодатью через одну лишь веру и исключительный авторитет Библии.
  • Католический монах (1483-1546), положивший начало Реформации и ставший основателем лютеранства.
  • Учение о том, что Своей смертью за нас и вместо нас Христос примирил нас с Богом.
  • Интеллектуальная революция, произошедшая в Европе в XVII-XVIII столетиях; она стремилась уничтожить власть церкви и монархии и дать человеку полную свободу; этот период также называют Эрой разума.

 

ССЫЛКИ

1. Alan Bloom. The Closing of the American Mind (New York: Simon & Schuster, 1987), pp. 25-26. [Назад]

2. Charles Malik. The Other Side of Evangelism // Christianity Today, November 7, 1980, p. 40. [Назад]

3. Там же. [Назад]

4. J. Gresham Machen. Christianity and Culture // Princeton Theological Review 11 (1913): 7. [Назад]

5. Malik, p. 40. [Назад]

6. Quentin Smith. The Metaphilosophy of Naturalism // Philo 4/2 (2001). [Назад]

7. Machen, p. 6. [Назад]

8. Там же, p. 10. [Назад]

9. Там же, p. 13. [Назад]

10. John Wesley, Works 6: 217-31. [Назад]

11. David F. Wells. No Place for Truth (Grand Rapids, Mich.: Wm. B. Eerdmans, 1993), p. 253. [Назад]

12. J. P. Moreland. Love Your God with All Your Mind (Colorado Springs: Nav Press, 1997), pp. 93-94. [Назад]

(с) William Lane Craig. Все права сохранены.

http://www.reasonablefaith.org/in-intellectual-neutral